Я хочу обсудить здесь тот аспект роли сновидения в психоанализе, который касается восприятия сновидцем себя по отношению к событиям в сновидении и возможных изменений этого восприятия в ходе анализа.

ВОСПРИЯТИЕ СНОВИДЕНИЯ И ТРАНСФЕР.

Я хочу обсудить здесь тот аспект роли сновидения в психоанализе, который касается восприятия сновидцем себя по отношению к событиям в сновидении и возможных изменений этого восприятия в ходе анализа. Меня интересует именно этот аспект явного содержания пересказанного сна и его связь с состоянием трансферентных отношений. Этот эмпирический аспект сновидения не следует путать с раз­личными эмоциями, которые сновидец может испытывать в ходе сновидения. Вполне здоровый человек может воспринимать свои сновидения так, как будто он активно участвует в различных событиях сна, или пассивно наблюдает, или, возможно, чередует активность и пассивность, но он не ощущает, что ему, так сказать, «позволяется» лишь один тип участия в сновидениях, а все остальные — исключаются. В ходе сновидения он может испытывать различные эмоции, такие, как гнев, страх или ревность — но это ощущения не того рода, что и первые, а именно них и будет касаться данная статья.

Впервые мой интерес к этой теме был вызван наблюдениями за одной пациенткой в ходе психоанализа, длившегося около шести лет. Это была молодая женщина, находившаяся в течение трех лет, предшествующих началу анализа, в психиатрической лечебнице. Она страдала пограничным шизофреническим психозом с серьезным нарушением мочеиспускания. Наблюдалась деперсонализация, пациентка почти не осознавала собственного «я», страдала дереализацией и имела многочисленные причудливые сознательные фантазии бредового характера. Ее преследовал дьявольский образ матери, жившей в отдаленном провинциальном городке, кроме того, она поклонялась милосердному Богу-отцу на небесах. Несмотря на все это, в течение первых двух лет психоанализа она сомневалась: больна она все-таки или нет. Трансферентные отношения были при этом таковы, что я (аналитик) воспринимался как нечто, возможно, полезное или пагубное, с большей вероятностью ненужное, чем нереальное и на большом расстоянии от нее. Короче говоря, в психоанализе она почти не обращала внимания на мое присутствие.

Ей часто снились длинные запутанные сновидения. Благодаря их интерпретации и работе с ними анализ существенно прогрессировал. Большую часть начального периода она была не совсем уверена: снились ли ей эти сновидения или же она пережила все это в действительности. То, что психотики принимают свои сновидения за реальность, встречается довольно часто, и теоретически это можно понять, учитывая роль процесса символизации. Ханна Сегал (1957)* доказывает, что психотики используют символы в качестве заменителей инстинктивной активности, тогда как невротики и здоровые люди используют их в качестве представителей этой активности. Так как символизация является важным процессом в формировании сновидения, то это различие должно проявиться в самом сне. Моя пациентка находилась «на границе» между замещением и представлением и поэтому не могла их различать. С одной стороны, она воспринимала себя в сновидениях так, как будто это был не сон, а эпизод реальной жизни. Однако в то же время она воспринимала его и как сновидение, и именно к этому аспекту я сейчас перейду.

В своих сновидениях она всегда ощущала себя зрителем в кинотеатре или театре, наблюдающему за тем, что происходит на экране или на сцене, но не чувствовала себя участницей этого, несмотря на то, что некоторые роли играла она сама. Она почти всегда была пассивным зрителем, и очень редко — активным участником. События всегда происходили в отдалении, и совершенно ясно, что они репрезентировали отколовшиеся, отрицаемые аспекты ее собственной личности в отношениях с другими людьми. Пациентка проецировала эти аспекты вовне, а затем пассивно наблюдала их. Это отражало ее взаимоотношения со мной в трансфере, удаленность преследующей ее ужасной матери из провинции и идеализированного Бога-отца на небесах. Обычно она могла предложить определенный ассоциативный материал к сновидению, но значительную часть интерпретаций необходимо было основывать на прямых переводах символических значений явного содержания, в особенности с точки зрения переноса.

К концу второго года ситуация изменилась. Она поняла, что очень больна и действительно нуждается в психоанализе, если хочет выздороветь. Теперь мы вступили в фазу бредового, психотического переноса (если такой термин предпочтительней), где я воспринимался не только как полезный, необходимый, идеализированный аналитик, но и как преследующая кровожадная дьявольская мать или ее посредник. Большую часть времени она пребывала в состоянии ужаса. Важной для данной статьи деталью является то, что ее восприятие своих сновидений также изменилось. Кроме того, что теперь она полностью осознавала, что ее сновидения — это только сны, она больше не чувствовала себя зрительницей в театре и не была пассивным наблюдателем отдаленных событий. Вместо этого она ощущала себя их участницей, была почти ошеломлена событиями и образами сновидений и зачастую яростно с ними боролась. Все же иногда ее там было две, но обе принимали активное участие в происходящем. Временами ощущения от происходящего во сне вызывали такую панику, что она просыпа­лась в состоянии тревоги. Таким образом, внутрипсихические и межличностные изменения, произошедшие в переносе, отразились в изменениях восприятия сновидений. Отколовшиеся, отрицаемые аспекты уже больше не проецнровались вдаль, а принимались обратно, но не полностью, а в отношения трансфера, а переживаемые борьба и тревога представляли ее страх оказаться разрушенной, в особенности своими дьявольскими, убийственными импульсами. В клиническом отношении теперь она принимала большее участие в работе над сновидениями и активно использовала их, чтобы понимать свое состояние. В течение нескольких месяцев данный период был пройден, и мы вступили в третью фазу — фазу невроза переноса. К этому времени она стала почти целостной личностью с довольно устойчивым восприятием реальности. Эксцентричные фантазии и деперсонализация исчезли, пациентка хорошо осознавала свое «я» и могла переносить умеренно депрессивные ощущения. Нам осталось решить проблему расстройства мочеиспускания и сексуальных запретов. И снова изменилось ее восприятие сновидений. Эго больше не было ими ошеломлено, теперь ее реакции были такими же, как и у большинства людей. Данный тип восприятия я описывал в начале статьи. Она наблюдала, оказывалась преследуемой или свободной, была взволнована, но ее ощущения не ограничивались каким-нибудь одним-единственным типом. В целом ее восприятие было восприятием удовлетворительного, соучаствующего типа. Таким образом, теперь ее отношение к своим сновидениям, как показывал трансфер, включало новую интеграцию эго с усовершенствованным функционированием — как в интрапсихической, так и в межличностной сферах.

Эти наблюдения демонстрируют то, что уже хорошо известно: тесную связь психического функционирования и межличностных взаимоотношений. Восприятие сновидения (интрапсихическая функция) отражает состояние трансфера, межличностную функцию, интерпретация любой из них оказывает влияние и на другую, в результате чего обе постепенно изменяются. С точки зрения клинической прак­тики, эти изменения в восприятии сновидений служат еще одним индикатором успешности психоанализа — с точки зрения способности эго к интеграции. Это дополняет другой показатель изменения сновидений: наблюдение символических перемен в явном их содержании.

До сих пор три описанные стадии я наблюдал у двоих пациентов. У остальных я видел лишь первую и третью стадии; периода «ошеломления эго» не было. Это может означать либо то, что все три стадии характерны лишь для некоторых пациентов с психопатологией особого рода, либо то, что по рассказам других пациентов я не мог распознать второй стадии. Обычно я встречал эти явления у тяжелых ис­терических, фобических и пограничных шизоидных личностей, излишне активно использовавших механизмы расщепления, отрицания и проекции.

Понятие экрана сновидения, впервые предложенное Левиным (Lewin, 1946), хорошо применимо к восприятию сновидений в первой фазе. Он полагал, что все сновидения проецируются на экран, иногда видимый, и интерпретировал экран как символ сна и слияния эго с грудью в уплощенной форме, к которой бессознательно приравнивается сон. Он считал, что зрительные образы сновидения представляют желания, способные нарушать состояние сна. Ч.Райкрофт (Rycroft, 1951) полагал, что экран сновидения присутствует не во всех сновидениях, а встречается лишь в снах пациентов, вступающих в маниакальную фазу. Оно символизирует маниакальное чувство экстатического слияния с грудью и отрицание враждебности по отношению к ней. Я согласен с Райкрофтом в том, что экран сновидения присутствует не во всех снах и что он может символизировать слияние с грудью и отрицание враждебности к ней, но в отношении маниакального чувства экстатического слияния я не так уверен. У моей пациентки эти сновидения наблюдались задолго до начала анализа, и я не мог обнаружить никакого аффекта, предполагавшего что-либо похожее на экстаз. Я бы хотел постулировать представление о том, что, наряду со слиянием и отрицанием враждебности к груди, экран сновидения репрезентирует также желание иметь мать (грудь), которая может вытерпеть, вместить в себя проекции и позаботиться о нежелательных (а потому проецируемых) аспектах «я».

Как я упоминал выше, вторая фаза, где восприятие «я» в сновидении ошеломляет, представляет собой возвращение этих нежелательных проецируемых аспектов к эго и переворот в сознании, произошедший в борьбе за них и против них. Борьба разворачивается в переносе. В третьей фазе «я» было уже в известной мере целостным, и потому восприятие сновидения соответствовало таковому вполне целостной личности, то есть среднего здорового или не слишком невротического человека.

У Шеппарда и Саула (Sheppard, Saul, 1958) несколько отличный подход к этому явлению. Они использовали явное содержание сновидений для изучения активности эго, в особенности его бессознательных аспектов. Эти авторы выделили десять категорий эго-функции и подразделили каждую категорию на четыре подгруппы, представляющие различные степени осознания эго поступающих в него в ходе сновидения импульсов. «Импульсы» определялись как побуждения, стремления к удовлетворению потребностей или другие мотивирующие силы, выраженные на сцене сновидения. Говорилось, что чем больше сновидец представлял свои импульсы как чуждые ему, тем дальше он отодвигал их от своего эго. Так родилась концепция «отдаления эго». Чтобы иметь что-то типа количественной оценки этого аспекта функционирования эго, вторы разработали «систему классификации эго» и продемонстрировали, что эго психотических пациентов обладает большим разнообразием защитных механизмов, используемых в явном содержании снов, чем сознание не-психотически пациентов. Наибольшая степень «отдаления эго» наблюдалась в сновидениях психотических пациентов. Изучив сновидения неизвестных им людей, Шеппард и Саул могли с достаточной степенью точности предугадать: относились ли эти люди к психотическому типу или нет.

Восприятие сновидения моей пациенткой в первой фазе, несомненно, весьма точно представляет эту концепцию «отдаления эго», особенно в той категории, что названа авторами «участием». Но дальнейшее развитие от стадии «отдаления эго» к чувству «ошеломления эго», характерное для моей пациентки, они не описывают.

В заключение данной статьи я хочу лишь заметить, что с увеличением наших знаний об интрапсихическом функционировании и объект-отношениях, значительно расширивших возможности терапии, роль сновидения и сегодня остается настолько же важной, как в начале столетия.

Обсудить эту статью на нашем форуме >>>

Читайте далее:

• Пациенты, сообщающие, что годами не видят сновидений, интересуют меня уже более двух десятков лет...

Предыдущая страница:

• СНОВИДЕНИЕ КАК ОБЪЕКТ...

Перейти в этот раздел

Ключевые слова этой страницы: восприятие, сновидения, трансфер.

Скачать zip-архив: ВОСПРИЯТИЕ СНОВИДЕНИЯ И ТРАНСФЕР. Я хочу - zip. Скачать mp3: ВОСПРИЯТИЕ СНОВИДЕНИЯ И ТРАНСФЕР. Я хочу - mp3.