Эзотерические истории,плохие и хорошие.

Альфред Хейдок

Переодетые

Быль
Настанет некогда в жизни каждого человека (если он человек, а не просто двуногое) такой день, когда он будет в состоянии заглянуть в свои ранее прожитые жизни в веках и в тысячелетиях.

Мгла прошлого расступится перед ним, как раздвинутая завеса, и, как орел с утеса, будет он следить за извилистыми путями идущего внизу путника — самого себя, ставшего впоследствии орлом духа, могучим и мудрым… И порадуется он каждому правильному шагу идущего, и опечалится его заблуждениям.

И бесконечности своего потока жизни порадуется он, проследив, как несется этот поток, могучий, нерушимый, мимо смеющихся, солнцем залитых лужаек детства, через рощи молодости, камни препятствий и золотистые нивы возмужалости, исчезая в ущельях смерти, чтобы снова появиться и вечно нестись вперед к единой, таинственной и влекущей цели в сиянии Космических Далей…

А до тех пор, до того великого дня, как завеса будет раздвинута, мы можем судить о нашем прошлом по нашей нынешней жизни, которая есть прямой результат наших прошлых благодеяний или… преступлений.


На северной оконечности Урала, там, где его пересекает 61-ая параллель и уже остается только километров триста до великой северной тундры, седой старик сказал мне:

— Вот, слушай, что произошло с моим братом, когда все мы жили одной семьей в Поволожье. Земли у нас было достаточно, и жили мы, что и говорить, неплохо. Молоды были — труд в радость, жизнь — как песня.

Хороший, смирный человек был мой брат. Оба мы поженились. У меня двое детишек, у него столько же. Я не знаю отца, который бы так сильно любил своих детей, как он, дети для него — свет в окошке!

И вот сидим в воскресное утро все вместе и завтракаем. Как раз в ту пору, когда пшеница колосится. А знаешь, что нет лучше зрелища для того, кто ее посеял, как смотреть на игру ветра с пшеничным полем: катится серебряная волна по всему полю от края до края, гребешки на солнышке искрятся, а меж волнами темная полоска тени бежит. И шуршит; шелестит, как шелковое платье, которое я купил жене, когда она первого ребенка родила…

Рассказчик на миг примолк и закрыл глаза. Я знал, что он в это время видит себя самого молодым и сильным, а также ту, которой он купил шуршащее платье, стоящими у заходившего волнами моря колосьев, и оба они слушают симфонию труда и природы, где одно оплодотворяет другое и оценить которую может лишь истинный землепашец…

— Так вот, во время завтрака брат и заявляет, что хочет жеребца нашего в двуколку запрячь и поехать дальнее поле осмотреть — как выколосилось.

Никто ему не возражал, тем более что жеребец совсем застоялся — давно не запрягали.

Перед тем, как ему выехать, вдруг слышу во дворе голоса брата да его жены — спорят.

— Не дам тебе детей! — кричит моя свояченица.

— Разве можно на нашем жеребце детей возить!.. Вон как пляшет!..

— Да ну тебя! — сердито ворчит брат. — Что я с жеребцом не справлюсь, что ли? Ничего не будет! Ребятишки, ко мне!

А ребятам этого и надо: карабкаются к отцу в двуколку. Я выбежал на крыльцо и давай тоже его уговаривать не брать детей. Уговариваю и удивляюсь: вместо моего смирного и спокойного брата точно совсем другой человек в двуколке сидит — упрямый, злой. «Мои дети, — заявляет, — куда хочу, туда и везу!»

Отпустил натянутые, как струны, вожжи, и жеребец рванул…

Тяжело стало нам всем на сердце, как он выехал из ворот. Точно тень пала на наш дом. А потом… Через час вернулся он назад… страшный, с дикими глазами и привез изуродованные трупы своих детей…

Оказывается, жеребец увидел по дороге в чужом табуне, кобылиц. Рванулся и понес. Силен был брат мой — натянул вожжи, не дал жеребцу хода, а тот и вздыбил… Ну, вы же сами понимаете, что делается с двуколкой, когда конь на дыбы становится: ее опрокидывает — назад ребятишки-то и вывалились… Тут бы надо вожжи ослабить, жеребец вперед бы рванулся, все бы обошлось, но брат не догадался да еще пуще натянул… И тогда жеребец подался назад вместе с двуколкой и на ребятишек наступил, да на глазах отца растоптал…
Вой и плач поднялись в нашем доме. На свояченицу что-то вроде умопомешательства напало, и она вскоре померла. А брат молчалив стал, все худел, сох, и тоже через полгода его не стало.

И теперь скажи ты мне, почему так бывает? Ведь брат мой был честный работник и никому никакого зла не сделал, за что я могу поручиться, потому что знаю его жизнь, как свою. Скажи, за что его постигло такое несчастье и где тут справедливость, если она, вообще, существует?

Я молчал, но не потому, что у меня не было ответа. Ответ был, вернее, в этот момент я получил его от Того, который живет во мне, который есть моя жизнь и дыхание и чей голос — нет! — еле слышный шепот я иногда слышу… Он Тот, от Кого я иногда получаю пророческие сны, ментальные картины и очень нужные мысли.

На этот раз не рассказчик, я закрыл глаза, и перед моим внутренним зрением возникла сцена, которая, судя по костюмам и обстановке, разыгралась во время набегов тевтонских рыцарей на русские, литовские или ливонские земли.


В серых сумерках зимнего рассвета дымились и медленно догорали остатки селения, только что подвергшегося набегу. Заснеженные поля вокруг пожарищ были со всех сторон окружены лесом, казавшимся совершенно черным. Всадники и пешие воины сновали около пожарища, сгоняли скот в одно место, а в воздухе висело постоянное мычание коров. Собачьего лая не было слышно: верные волкодавы полегли в смертном бою вместе со своими хозяевами, и их оскаленные клыки белели на залитых кровью сугробах, рядом с раскроенными черепами людей. Победители, закованные в латы, разъезжали с поднятыми забралами и отирали пот, как после тяжкой работы, перекликались друг с другом и отдавали приказания кнехтам. Последние таскали меха и другое награбленное добро в обоз.

— Ариульф! — крикнул, подъезжая к обозу в сопровождении десятка кнехтов, огромного роста рыжебородый рыцарь на гнедом жеребце. — Где пленницы, которых мы пригнали?

— Все здесь, господин! — раздался голос, и с воза соскочил пожилой кнехт, нечто вроде управляющего имуществом в походе. Он указал на несколько понурых женщин, сбившихся в кучу под старой заснеженной елью.

— Ариульф! — гневно крикнул рыцарь ему опять. — Ты оставил им щенков!

— Господин, только у одной двое маленьких; я думаю их вырастить нам в работники. Да и мать их не убежит, коли дети в наших руках, — расчетливо возразил Ариульф.

— Брось их сюда! — гневно приказал рыцарь.

Ариульф послушно повернулся к пленницам. Короткая борьба, крики — и два маленьких тела мелькнули в воздухе. Они упали перед гнедым жеребцом. Тогда рыцарь шевельнул поводьями, и конь двинулся вперед. Десять всадников за ним проехали по этим телам…


Я открыл глаза — немигающий, пристальный взор старика по-прежнему был устремлен на меня.

— Все это оттого, — сказал я ему, — что все мы переодетые, но переодевание не спасает от старых долгов.

 

Лжеучитель

Имеется в виду, конечно, не учитель арифметики, а тот, кто произнося высокие истины, сам им не следует.

К. уже пожилая женщина. В дни гражданской войны эмигрировала в Маньчжурию, после разгрома японцев Красной Армией вернулась в Советский Союз и поселилась в Караганде. Получила квартиру на нижнем этаже большого дома, нашла подходящую работу, жизнь — вернее, ее материальная сторона — наладилась, но не хватало чего-то: ощущался какой-то духовный голод.

— Зачем люди живут на земле? Неужели только для того, чтобы пить, есть и размножаться? — спрашивала она себя.

Как-то она познакомилась с врачом-евреем.

Оказалось, что он жил в том же дворе, только его дом находился напротив, по ту сторону общего двора, а квартира на 5-м этаже.

Врач время от времени заходил к К., красиво и длинно говорил о целях и задачах человека на земле, вел беседы о высокой нравственной красоте идеалов Агни-Йоги, о задачах, которые это Учение ставило перед человечеством. Хорошо говорил, убедительно. Сам был красив и обладал, несомненно, ораторским талантом.

Шло время. К врачу откуда-то приехала его родная дочь — тоже красавица, с томными глазами, лет шестнадцати. Она принимала участие в беседах в качестве внимательной слушательницы, ловила каждое слово отца и иногда, как котенок, прижималась к нему.
В один из таких моментов у К. вспыхнуло нехорошее подозрение: в этой ласке выражались не дочерние чувства, а чувства женщины к мужчине.

Сначала К. ругала себя: как можно допустить такое даже в мыслях — ведь он так убедительно говорил…

Но подозрение росло, как ядовитый гриб, и отравляло все последующие беседы.

Становилось невыносимо… надо было что-то предпринимать — как-то отделаться от своих подозрений или же получить доказательства их обоснованности…

В тяжком раздумье она вышла как-то вечером из своего дома (квартира, как мы уже упоминали, находилась на нижнем этаже).

К. взглянула на пятый этаж противоположного дома, на окна комнаты, где жил врач. Страстное желание во что бы то ни стало заглянуть в окно охватило К. Что-то внутри говорило, что именно сейчас она могла бы получить нужные ей доказательства.

— Эх! Если бы я могла взлететь и заглянуть в это окно! — пронеслось молнией в голове К. И вдруг, сама того не сознавая, она очутилась на уровне пятого этажа и припала к окну (впоследствии оказалось, что в момент этого взлета ее физическое тело рухнуло на землю), и увидела, что совершалось именно то страшное, о чем она подозревала.

Через мгновение она вновь вернулась в свое физическое тело.

При последовавшей затем встрече К. обличила своего «учителя», точно указав час и минуты виденного ею через окно.

Врач понял, что изобличен, но ничуть не смутился.

— Если ты кому-нибудь повторишь то, что сейчас сказала мне, тебе никто не поверит, а ты будешь иметь огромные неприятности. Я тебя буду преследовать. По суду. Не забудь, что ты бывшая эмигрантка, и твоим словом одна вера, а мне, известному врачу, — другая.

г. Балхаш,12.09.76 г.

 

Солнечная,

 

Курс: Деградация-101. Лекция №2. Прокрастинация через самопознание.
Кафедра: Подавления потенциала через симулякры
Лектор: Верховный демон Куратор (код: Архиватор-777)
Аудитория: Зона Пси-Самопетля.

Архиватор-777 входит без звука, как ошибка в логике. Глаза, как два курсора на паузе. Голос — как гудение офисного вентилятора в аду. В аудитории — тишина, пахнущая ладаном, выдохами аффирмаций и сгоревшими ожиданиями. На лавках — молодые демоны. Кто-то в позе лотоса, медленно перелистывает чужую осознанность. У одного из черепа торчит цитата Экхарта Толле, преобразованная в нейросетевой NFT. Двое спорят без звука о том, кто из них больше «присутствует в моменте». Один демон аккуратно заклеивает чью-то душу чужими мантрами.


— Сегодня мы разберём одну из самых изящных ловушек, когда-либо внедрённых в человеческую психику: Прокрастинацию через самопознание.

(Пауза. Взгляд вглубь пустоты.)


— Это та самая схема, где они вроде бы «просветляются» и находят Путь, но всё глубже зарываются в себя, как в архив старых документов, надеясь найти хоть что-то между ветхими страницами. Ваша цель запустить их по кругу из страха смерти и иллюзии неуязвимости, да так, чтобы они боялись жить. Вот вам, дети мои, семь протоколов, которыми вы активируете их режим псевдо осознанности.

Протокол 1. «Бегство в мантру»
— Когда их страх становится невыносимым, мы подбрасываем им идею, что шёпот на санскрите сильнее их Духа. Пусть начитывают круги под собственный внутренний диалог, местами переходящий в ор, не замечая, что их мантра работает только как глушилка тревожности и иллюзия неуязвимости.

Протокол 2. «Поиск идеального учителя»
— Пусть они бесконечно ищут того, кто покажет Путь. Но каждый следующий будет либо слишком светлый, либо слишком дорогой, либо недостаточно духовный. Вечный поиск — это идеальная отговорка не начинать идти.

Протокол 3. «Потребление сакрального»
— Пусть читают, буквально пожирают ментально всё. От Тантры до ТикТока. Пусть набивают голову цитатами Раманы и Эрхарта. Пусть верят, что накопление терминов = эволюция сознания и Путь.

Протокол 4. «Ретрит без возврата»
— Пусть уезжают в горы. В леса. В деревни с вайфаем и шведским столом. Чем дальше от мира, тем ближе к иллюзии отрешённости. Они вернутся, если вернутся, с тем же страхом, только теперь он будет носить монашеские штаны.

Протокол 5. «Служение симулякру»
— Мы внедряем им «духовный имидж». Йога, свечи, карты, рейки, чётки. Пусть выглядит, как коридор в духовность и дверь в просветление. Ваша конечная цель создание их беспомощного пустого взгляда на календарь.

Протокол 6. «Бесконечный внутренний анализ»
— Пусть ковыряются в себе, как в сломанном принтере. Детство, травмы, астрокарты, архетипы. Каждый новый инсайт — повод отложить жизнь ещё на один разбор.

Протокол 7. «Медитация как имитация»
— Научим их «наблюдать мысли» вместо того, чтобы просто жить. Пусть сидят по часу в тишине, но не чтобы быть — а чтобы «приблизиться». Просветление превращается в KPI.

В аудитории пахнет чем-то между ладаном и сломанным MacBook. Демон-практикант Мультитапус (код: BZ-Δ314) (с осторожным щупальцем вверх):


— Верховный... а если кто-то вдруг спонтанно просветлеет? Без плана, без школы, просто — бах... и увидит?

Архиватор-777 (медленно улыбается. Это улыбка термоядерной усталости Вселенной):


— Такие уже были. Они просто встали из лотоса, отбросили селфи-палку, перестали читать, и ушли босиком в никуда. Без объяснений. Без селфи. Без страха. Они вышли из игры, как будто поняли, что всё это — даже я, даже ты — часть обучения, которое и не нужно было проходить.

Лорд Свайпалот (электронно скрипит крыльями):


— И что же мы с такими делали?

Архиватор-777 (глядя в пустой проектор, где нет уже слайдов):


— Мы записали их в раздел «Не подлежат повторной сборке». Потому что с теми, кто перестал бояться, ничего уже нельзя сделать. Они… становятся как тишина. А тишина, как вы знаете, хуже любого восстания. Потому что она не борется — она исчезает. И забирает с собой всё…

Свет гаснет. Где-то в углу, невидимая для глаз Тишина. Тишина улыбается.
Из Сети.